SNIVAJ, ZLATO MOJE (Хорватия, 2005, 120 мин.)

режиссер: Невен Хитрич
сценарий: Хрвоже Хитрич
в гл. ролях: Любомир Керекес, Иван Гловацкий, Инес Божанич, Алан Малнар, Франк Кош, Влатко Дулич, Вишня Бабич, Ксения Маринкович, Мария Кон, Люстина Данко

Главными героями в фильме режиссера Невена Хитрича являются дети. Это мальчик Томек и две его подружки. Беловолосая соседка Тонка живет в мире понятных только ей фантазий, обладает спокойным характером, а вот Яна – просто сорви-голова. В картине есть детская любовь и детская ревность. Ради этой любви нужно дольше оставаться на рельсах движущегося на детей поезда, ради любви нужно лазать на чердак к «жидам» и тому подобное…

Пригород Загреба. Шутки и застолья с песнями мало чем отличаются от тех, которые многим приходилось слышать в окрестностях Беларуссии и Польши. На протяжении многих лет после Второй Мировой войны в селении все же дают о себе знать отголоски военных лет. Использованные в картине элементы трагикомичности, и они скрашивают картину. Удачно воссоздав действительность послевоенного времени, режиссеру удалось сохранить в ней спокойный ритм хорватской деревни. А может, эта неспешность так похожа на течение русского житейского уклада, и оттого воспринимается как более близкое, размеренное. Разбавленное, помимо слез и посиделками «под градус», душевными песнями. И еще – что особенно показалось знакомым – молитва перед принятием пищи. За дружным семейным столом все сидят кротко, сохраняя традиции прадедов. Красочным и сочным получился светлый праздник Пасхи. В тот день за одним столом с семейством оказался средних лет немец. Душевно «приняв на грудь», он бережно гладит вытащенную из кармана фотокарточку с изображением жены и сына. И слеза пробивается сквозь белесые ресницы…

И тетя Надица, и дед Бартолич – будто соседи с улицы, где прошло детство. Мальчик много рисует. Причем неплохо. Но однажды он прерывает это занятие, потому что усилиями деда и крысоловки туда попалась жирная Фердинанда, за которой долго охотились.

Поселок Трешнёвка живет своей неспешной жизнью. Приезжие маляры штукатурят стены, пританцовывают синхронно, стоя на макушках стремянок, и опять же, поют. Песня, как говорится, строить и жить помогает.

Запомнился даже смысл одной застольной. Отчасти еще потому, что перевод в наушниках звучал вдумчивым приятным голосом: «Осталось немного, дорогая, потерпи. Вот кончится печаль, и я вернусь в наш тихий край. Я вернусь, и все будет как прежде…». Эта песня являлась как бы лейтмотивом всего того, что происходило на «передовых» позициях.

Нелегкое это бремя, - когда местным жителям непросто распознать, кто свой - кто чужой, возлагать свои надежды на вездесущий «Красный крест», который лечит детей дедовскими методами, а именно – обданного жаром болезни ребенка окунанием в бочку с холодной водой. Но, слава богу, беда миновала на этот раз. А сколько неизвестного еще впереди? Жителям пришлось выбирать, что же делать с военным эшелоном. А что было делать? Одни ушли, партизаны еще не пришли. Игра в трусов и честных продолжалась не только среди детей. В тот самый момент, когда я обыгрывала название картины и опять боялась, как и родная мать Томека, его потерять, эшелон остановился, не успев наехать на ребенка. Машинист с помощником бросились кто куда, а мирным жителям не оставалось ничего другого, как на манер варвар просто растащить содержимое вагонов.

Время шло. Дед умер, бабка исхудала от горя. Примерно в то время, когда он более профессионально стал заниматься литографией, Яна, темноволосая подружка, которая окрестила друга звучным, но неподходящим для него прозвищем «дурья башка», упорхнула к крутому спортсмену. А беловолосая соседка, слегка чудоковатая, вляпалась в неприятную любовную историю с женатым человеком.

Томек все еще отлично рисовал. Примером являлся Оноре Дорье, который «рисовал как бог». Но превзойти мастера помешали жизненные ситуации, через которые главный герой шагает не с мечом наперевес, как рыцарь из добрых старых сказок, а имеет более действенное оружие – чистоту сердца. Об этой чистоте задумываешься в самом начале просмотра, когда дед характеризует своих дочерей: одна как мелодичный колокольчик, звенит тихо и нежно, а вторая – как монолит, и голос ее как у церковного колокола. Наверно, и судьбы похожи на наши голоса… Неважно, хорватские они или русские.